Том 3. Советский и дореволюционный театр - Страница 68

С глубокой радостью отмечаю я, что идеи, которые я здесь высказываю, находят полнейший отклик в нынешнем маститом руководителе Малого театра А. И. Южине, которого недавно так обласкала Москва в день его личного юбилея.

Принося мои поздравления столетнему театру и указывая на ту большую роль, которую он при твердом желании может сыграть, я вместе с тем выражаю самые искренние пожелания достижений театру, находящемуся в опытных и мудрых руках его нынешнего руководителя, этого истинного хранителя лучших традиций этого театра и человека с душой, открытой для новых задач.

О спектакле «Анна Кристи»

Это хороший спектакль. Пьеса неважная, основная идея ее сентиментальная, построение все довольно неправдоподобное. Но автору, О'Нейлю, а может быть аранжировавшему пьесу Алексею Толстому, удалось создать превосходные роли, и актеры коршевского театра Топорков, Попова и Стефанов великолепно воплотили эти роли. Получилась не очень уж верная, но очень близкая к жизни картина быта обыкновенных людей из народной гущи, драма, основанная на простых чувствах: сильных, грубоватых, примитивных, но прямых. И что же? Публика пришла в восхищение. Публика наполняет театр до аншлага. Театры со всей России рвутся к этой пьесе, и нет такого директора, который не хотел бы поставить у себя «Анну Кристи». Можно только пожелать, чтобы провинциальные актеры играли эти роли сколько-нибудь близко к тому уровню, до которого поднялись прекрасные исполнители в театре «Комедия». Хотелось бы, чтобы те провинциальные театры, которые недостаточно сильны для проявления собственного высокохудожественного творчества, смогли бы прямо брать за образец простую и крепкую постановку театра «Комедия».

Но какие выводы из этого спектакля и из этого успеха должны мы сделать?

Сам я — человек театрально довольно искушенный. Я перевидел театры и европейский, и русский во всех его видах и преломлениях. Правда, к счастью, я не потерял чуткости, не сделался дьяком в приказах поседелым, равнодушно поглядывающим на сцену, — наоборот, театр частенько меня волнует. Но вот эта грубоватая, примитивная пьеса взволновала меня особенно глубоко. Все, что происходило на сцене, доставляло какое-то прочное удовольствие, такое несомненное неподдельное, как глоток чистой воды в жаркий день. И не только доставляло удовольствие, но и самым решительным образом трогало, шевелило человеческую симпатию. И из всего этого потом выросла мысль: ведь, в сущности, вот как надо играть, ведь вот, в конце концов (правда, в некотором примитиве), тот театр, которого все жаждут, которому все рады.

Друзья, товарищи лефы и контрлефы, аки и ак'еды! Не нора ли нам бросить дурить? Не пора ли нам бросить писать вкривь и вкось, вместо того чтобы писать четко? Не пора ли вернуться к здравому смыслу и естественному вкусу, которому не может не быть близок пролетариат? Не пора ли нам брать выразительные, конечно, более значительные, чем «Анна Кристи», куски жизни, ставить их в жизненных декорациях и разыгрывать их в ярких, сочных реалистических тонах при помощи актеров, которые чувствуют жизнь, видят жизнь и умеют ее вскрывать?

Не в том ли заключается Колумбово яйцо?

Откуда кризис театра? От того, что буржуазия и буржуазная интеллигенция обожралась хорошим театром, докатившимся до Островского и, отчасти, Горького и Чехова, и ее потянуло поэтому к деликатесам. Деликатесами были мейерхольдовские искания, периоды утонченности, которые вынуждали самое Комиссаржевскую играть в плоскости и при помощи ломаных жестов. Деликатесами были все те невозможные режиссерские ухищрения времени, примыкающего к войне и военному времени, когда режиссеры потели над тем, чем бы таким новеньким пощекотать эту блазированную, равнодушную публику. И отрыжкой той же жажды деликатесов явился, конечно, и футуризм. После конфет — капуста, как говорил Толстой, но и капуста не обыкновенная, а сдобренная всякими неожиданными приправами. Отсюда все эти наши стремления обязательно дать новую форму и отсюда небрежное отношение к новому содержанию. А между тем старая форма, то есть сценический реализм превосходен. Он не только не изжил себя, но он крепче всего действует на пролетариат. И если в него влить новое содержание, эффект будет поразительный.

Я до глубины души убежден, что если перед рабочей аудиторией поставить в один и тот же вечер сначала самое совершенное достижение Мейерхольда последнего периода, а потом сочно сыгранную пьесу с актерами, умеющими глубоко и ярко воссоздавать подлинную жизнь, — разница покажется колоссальная. Всем будет ясно, что сначала их угощали какими-то несъедобными выдумками, а потом сервировали перед ними настоящую пищу.

К этому надо прибавить следующее. Один из выдающихся рабочих вождей рассказывал мне, что он с большим удовольствием смотрел «Танец машин» Фореггера, но в тот же вечер, к несчастью, выступили какие-то акробаты и эквилибристы из цирка. И что же? Они совершенно стерли всякое воспоминание об актерских достижениях. Вся эта биомеханика показалась совершенно ученическим копанием по сравнению с настоящим мастерством гимнастов, воспитывавшихся в отношении техники с детских лет.

В том-то и дело, что незачем театру (хотя я и не отрицаю, конечно, необходимости широко поставленных упражнений технического порядка) отходить от исконной своей мощи, от художественного слова, от правдивого, концентрированного отражения жизни.

Эти мысли с особенной яркостью предстали передо мною, когда я пережил спектакль «Анна Кристи». И я уверен, что в ближайшее время это скажется с силой стихии. Именно мелодрама и реалистическая драма, может быть, еще и героическая трагедия, именно яркая и многоцветная трагикомедия, веселая бытовая комедия удовлетворят вкусу публики. И именно те режиссеры, те актеры, которые в состоянии будут вступить на этот путь, сделаются любимцами широкой публики и откроют новую эру в области театра, которая будет знаменоваться новым пышным расцветом реалистического лицедейства, при совершенно новом, остром, революционном содержании.