Том 3. Советский и дореволюционный театр - Страница 114

114

Зато Малый театр еще раз оправдал себя превосходной постановкой «Аракчеевщины» Платона. Пьеса написана на основании внимательнейшего изучения эпохи. Она несколько перегружена, в ней можно отметить многочисленные недостатки, но все же это чрезвычайно красочное восстановление крепостного прошлого, и чуткая публика, не смущаясь разными окриками со стороны ЛЕФов, наполняла залу Малого театра и дружно аплодировала автору и актерам.

Большим успехом пользовалась также мило написанная пьеса «1825 год». И будет наверняка привлекать публику совсем бегло написанная, даже не пьеса, а скорее серия картин, «Декабристы и Николай I» Кугеля, где Качалову удалось дать незабываемую фигуру Николая 1.

Если Качалов дал в слабоватой пьесе «Декабристы» необыкновенно сильно впечатляющийся образ царя-жандарма, то, конечно, на той же высоте стояло и творчество М. А. Чехова, давшего нам в «Петербурге» Белого исчерпывающий, монументальный в своей карикатурности образ Кощея Бессмертного — старого, в детство впадающего сановника, костлявыми пальцами душившего все в нашей дореволюционной стране. Это не только Победоносцев, это и другие, средние и мелкие Победоносцевы. Пьеса Белого гораздо слабее инсценированного в ней романа, в ней, в общем, нет четкого рисунка, трудно даже понять, о чем идет речь. Но чудесная игра Чехова и бодрый конец обеспечили пьесе крайний успех. Будучи исторической, она тем не менее (как и пьеса, посвященная декабристам) близко касается нашей эпохи и как бы участвует в работе по подведению сознательного художественного фундамента под то художественное понимание наших дней, которое является заданием не только драматургии, но всего современного искусства.

Переходя к новым иностранным пьесам, можно отметить большое достижение Камерного театра, поставившего пьесу О'Нейля «Косматая обезьяна». Пьеса несколько упадочная или анархо-интеллигентская, но она все же дала театру возможность развернуть несколько блестящих картин. Противопоставление кочегарки шикарному бульвару само по себе представляет настоящий шедевр театрально-социального показа. Менее счастливой была попытка того же театра дать революционную мелодраму, заимствовав сюжет у кино («Розита»).

«Продавцы славы», приятная французская сатирическая комедия, прошла актерски хорошо, но с несколько бледным успехом у Корша. В будущем году ее обещает дать МХАТ Первый.

Если нам не было показано ничего более значительного, взятого у Запада, то это потому, что на Западе ничего особенно значительного в драматургии нет. Правда, можно сделать исключение для пьесы Моэма «Ливень», но то, что мы пока видели, не дает еще представления о большой драматической силе этого вполне современного произведения. Берлинское исполнение, с Кэтой Дорш и Клепфером, пока недосягаемо поднимается над русским исполнением в Москве и Ленинграде. Все же нельзя не отметить верный вкус нашего театра в смысле выбора наиболее подходящего европейского материала.

Характерны были также возобновления. «Горячее сердце»было настоящим триумфом Первого МХАТа. Эта пьеса Островского, которую считают обыкновенно довольно слабой, чем-то вроде народного спектакля (приблизительно так обозначал ее и сам Островский), превратилась в великолепное зрелище в руках МХАТа. Коммунистическая критика отметила прежде всего двойную созвучность этой пьесы нашей эпохе. Во-первых, мы узнавали в этом спектакле ту Россию, которую мы свергли, и, во-вторых, узнавали еще живую, полугоголевскую, полуостровскую Россию. Она и сейчас еще всюду шевелится, ее еще далеко не смогла доконать Советская власть; она воскресает даже в нашем собственном бюрократизме, и мы ее не так-то скоро похороним. Несмотря на то что Художественный театр взял всю пьесу чрезвычайно сквозь юмор, несмотря на то, что знаменитый крик загнанной купеческой дочки: «Дайте мне ружье, дайте мне огня поджечь их дома» — не прозвучал тем порывом острого отчаяния и возмущения, которые вложил в эту фразу обычно осторожный Островский, все же пьеса осталась такой же живой, — может быть, еще более живой, чем «Смерть Пазухина» в исполнении тех же артистов.

С нетерпением ждала Москва другого возобновления — возобновления «Ревизора» сквозь режиссерский гений Мейерхольда. К сожалению, мы, по-видимому, в этом сезоне не увидим осуществления работы Всеволода Эмильевича.

До окончания года мы увидим еще в Первом МХАТе сценическое оформление пьесы Булгакова «Белая гвардия», которую тоже придется прибавить в счет протекшему сезону.

Вот его драматические богатства, причем я, конечно, упустил кое-что: сознательно не упомянул я о второстепенном и не видел многое из репертуара ленинградских театров и т. д. Я еще раз со всей уверенностью повторяю, что нужно поискать да поискать среди театральных годов дореволюционного прошлого такой же обильный год. С не меньшей категоричностью я утверждаю, что ни одна из мировых столиц не дала, в среднем, такой интересной драматической продукции, как Москва.

Переходя к другим сторонам театра, я могу отметить, что продолжался по-прежнему процесс некоторого синтеза театральных форм. Кое-кто плачет об этом. Были-де четкие контуры отдельных театров, а сейчас все стали ставить не совсем правые, не совсем левые, не декоративные, не конструктивные, не реалистические, не условные постановки, а так — что-то среднее. Но об этом плачут только гурманы и эстеты.

Как и всякое производство, театр старается дать продукцию наилучшего качества и наиболее отвечающую потребностям. Потребность в театральном реализме — выявилась. Левый театр сильно придвинулся к реалистической оси сценического искусства. Но правый не остался глух к некоторым, так сказать, плакатным достижениям левого театра. А так как наш реализм нисколько не чуждается гиперболы, карикатурного эффекта, то естественно, что так называемый правый театр усвоил себе в должной мере некоторые достижения новейших театральных устремлений.

114